Автор: Indira Neill
Перевод: Toshiya (Ryo)

Deconstructing the Agitator
(Разрушение Агитатора)

    Я думаю, что умираю. Умираю изнутри, и ничего не могу с этим сделать. Я не позволяю другим видеть, как я плачу. Я прячусь от них. Я сохраняю свой имидж диктатора, а потом прячусь и плачу, плачу о том, какой я слабый. Все это время Джун казался мне таким слабым, но именно я сижу в своей темной квартире и плачу. Я просто не могу больше делать это. Все должно быть совершенно. Нет ничего, чего я не мог бы сделать, если хочу достичь этого совершенства, так что я не могу доверять остальным. Если я оставлю их ради других, это не будет правильно. Я должен делать это сам. Мои пальцы могут кровоточить, и я могу умереть от истощения, но это будет идеально. Но я еще не добился идеала, поэтому я сижу здесь, в темноте, и плачу. И никто не узнает, что все неправильно. Удивительно, как я могу всех обманывать, я делаю это на протяжении стольких лет. Я сомневаюсь, что даже мой брат знает, какое у меня может быть депрессивное состояние. Джун тоже вряд ли знает.

    Я выгнал Джуна. Он пришел ко мне сегодня утром и выглядел таким счастливым. Пару недель назад он покрасил свои волосы в красный оттенок, я не сразу узнал его. Я давно не видел Джуна – с тех пор, как закончился тур. Я никого не видел. Вот, почему он пришел. Черт, он и правда беспокоится обо мне. Ну, я знаю, он говорит, что любит меня, он сказал мне это утром. Я скучаю по нему, может быть, я люблю его? Или хочу любить… Я хотел любить его, я хотел узнать, как это – любить кого-нибудь. Но я не могу. Мало всего лишь хотеть. Он отличный шанс для меня, но я не могу полюбить его. Я не хочу любить его, потому что эта любовь сделает меня еще слабее, чем я есть. Я хочу быть идеальным для этого мира, я хочу, чтобы все помнили меня, но этого никогда не будет.

    Никто не будет помнить тебя из-за музыки, музыка не живет, ценности не живут. В конце концов, ничего не имеет значения. Ничего. Все бесполезно, потому что ничего не имеет значения. Я не могу изменить мир. Я не могу что-либо значить.

    Я недавно поменял ковер, мне это нравится. Я давно хотел новый ковер в свою квартиру, на старом было несколько кровавых пятен. В основном в спальне, еще в одном углу. Надо и стены перекрасить, может я смогу сделать это сам? Но мне бы хотелось, чтобы у меня на стене были кровавые отметины. Они напоминают, что я обладаю силой. Я могу не иметь значения, но у меня есть сила.

    В спальне темнее, чем в гостиной. Я не открываю шторы почти весь день, разве что ночью, или если Джун здесь. Я не люблю приводить сюда Джуна, предпочитаю его квартиру. Мне нравится оставлять кровавые следы на стенах его комнаты, так что он может вспоминать. Возможно, если я смогу держать его под контролем, я смогу управлять и моей собственной жизнью.

    Скоро мы все опять соберемся, чтобы записываться. Я не хочу этого. Я не хочу встречаться с ним. Но это случится, и они даже не подумают, что что-то не так. Я буду манипулировать Джуном, а они будут считать, что все нормально. Ну, может Такео заметит. Кажется, он знает все. Я не знаю, что бы мы делали без него. Он единственный из нас, кто управляет своей жизнью. Я бы хотел, чтобы Кота и Аиджи наконец повзрослели, они такие несерьезные. Да, я подталкиваю Аиджи к тому, чтобы он стал более взрослым, я не хочу, чтобы он напивался при каждой возможности. Джун больше не пишет никакой музыки, я хочу знать почему. Может это из-за меня? Даже если бы Аиджи прекратил писать музыку, я смог бы делать это сам. Я все могу делать сам. До тех пор, пока мир не обрушится на меня, я буду делать все, чтобы достичь своей цели. Проблема в том, что небо уже ждет меня, а я еще ничего не сделал. Я не хочу, чтобы весь мой труд обрушился на меня. Я не хочу быть бесполезным.

    Я не хочу быть бесполезным, но я именно такой. Потому что, в конце концов, ничего не имеет значения, так что я бесполезен. Я хочу мчаться навстречу движению, но я хочу, чтобы и остальные были со мной. По крайней мере, хоть несколько людей будут помнить меня после смерти. Они будут помнить меня, потому что ненавидят, любовь никогда не длится так долго, как ненависть. Мы не помним хороших людей истории, мы помним завоевателей, диктаторов, тех, кого считают злом.

    Зло, я не понимаю зло. Я не понимаю, что такое добро, и что такое зло. Вы можете показать мне хорошее и плохое, и я не увижу разницы. Слова не могут быть плохими, просто люди их так воспринимают. Слова никому не могут причинить боль. Если слова причиняют боль, значит, человек сам виноват в этом. Общество смешивает понятия добра и зла...так что никто не может обвинять меня в том, что у меня нет каких-то там моральных правил. Мои правила подходят моему отношению к этому миру. Они не имеют права судить меня.

    Я не могу любить его. Потому что не обязан любить его. Потому что не хочу любить его. Я не хочу любить и не хочу, чтобы меня любили. Я хочу быть один, потому что больше не знаю, как быть счастливым. Мне плевать на счастье, есть только отчаяние. Я не могу жить без Джуна. Я использую его как освобождение. Я использую его, и он позволяет мне это делать. Он думает, что любит меня, но на самом деле нет. Им пользуются, и он играет, исходя из этого, я - тот, кто просто подходит ему. Я хочу освободить его от тех ограничений, которые установил для него. Я хочу освободить его от меня. Я больше не хочу быть частью этой игры. Я не хочу больше причинять боль людям, я и так достаточно делал это. Так в чем же моральные правила?

    У меня нет моральных правил, но я чувствую боль. Я чувствую ее, как никто другой. Но однако я безнравственен. Есть люди, которые убивают друг друга, но безнравственен именно я. Ты убиваешь во имя Бога и можешь стать героем, если же убиваешь от отчаяния, то ты – тварь. Так есть ли у меня правила? Злой ли я? Я отказываюсь принимать этот мир, и этот мир отказывается принимать меня. Но, в тоже время, люди смотрят на меня. Они мной восхищаются? Почему они смотрят на безнравственного человека? Почему они смотрят на низкое существо, не способное любить? Не способное ненавидеть. Так же, как я не могу любить, я не могу ненавидеть. Я не могу чувствовать, поэтому остальное бесполезно...все бесполезно, и ничего не имеет значения. Я не имею значения, Джун тоже, ничего из этого не имеет значения, потому что я отказываюсь от того, чтобы это что-то значило. И все исчезнет в той пустоте, которая считается человеческой мыслью. Потому что мысль не может существовать вечно, так что ничего не имеет значения.

    Я хотел бы умереть, но не могу. Я в одинаковой степени не ценю ни жизнь, ни смерть. Нет причины, чтобы жить, и нет причины, чтобы умирать. Это две стороны одного существования, поэтому умирать так же бесполезно, как и жить. Не имеет значения, на какой ты стороне монеты, ты все равно не сможешь уйти. Эти стороны - разные видимости одного процесса, и мы продолжаем переходить и переходить в этих одинаковых процессах, от жизни к смерти. Кто сказал, что в данный момент я жив? Если ты живой, разве ты не можешь чувствовать любовь? Возможно, я был рожден мертвым. Я был рожден мертвым, и поэтому в смерти я буду наконец-то жить. Но если жизнь и смерть – это одно и то же, то мне нет смысла умирать, поэтому я продолжаю жить этой фальшивой жизнью. В бесконечном круге одинаковых образов. Даже если, в конце концов, эта монета исчезнет и превратится во что-то другое, но мы все равно сохраним ту же видимость, что когда-то у нас была.

    Джун на одной стороне монеты, а я на другой. Две стороны никогда не встречаются, поэтому Джун и я никогда не смогли бы быть счастливы. Мы дополняем друг друга, но в то же время не можем взаимодействовать. Мы можем жить друг без друга, но потеряны, когда надолго разлучены. Я хотел бы, чтобы мы могли смешаться и стать похожими, чтобы Джун мог забрать часть моего отчаяния, а я - взять часть его невинности. И мы были бы счастливы. Но, может быть, это просто означает, что я не должен быть с Джуном? Я хочу быть с ним, быть счастливым с ним. Но не могу. Возможно, это все лишь оправдание. Но есть же и для меня какой-то способ обрести счастье, я думаю...может быть.

***

    Я действительно не хотел идти, но мы должны начать записываться снова. Я чувствую себя еще хуже, если мы ничего не делаем. Аиджи и Джун тихо работают вместе. Иногда они ведут себя, как старые друзья...по крайней мере, жизнь Джуна не такая одинокая, как моя, по крайней мере, он может найти хоть какое-то счастье. Не думаю, что они знали о моем присутствии, что я смотрю, как они невинно ведут себя друг с другом. Джун играет с мягкой прядью влажных волос Аиджи, сосредоточенно крутя ее между пальцами. Все, что переливается и блестит, привлекает его внимание. Он мягко улыбается какому-то комментарию со стороны Аиджи. Я знаю, Аиджи не тот, кому можно доверять в этом отношении, но я также знаю - Джун слишком невинен, чтобы принять поддразнивание Аиджи за что-то большее. И Аиджи – мой друг, он знает, что Джун принадлежит мне. Он принадлежит только мне. Это звучит резко и холодно – как тот, чью роль я играю.

    Я не знаю, нравится ли мне новый цвет волос Джуна. Но он по-прежнему выглядит, как ребенок. Я хочу знать, о чем они говорят...мне следует сказать им, что я здесь, но я хочу еще немного понаблюдать за ними. Если бы я только мог быть вместе с ними, быть счастливым. Мы трое – друзья, но все же, Джун – мой, поэтому Аиджи остается один. Кажется, он почти все время один. Может, мне помочь ему найти кого-нибудь...возможно, это удержало бы его от того, чтобы так много пить.

    Я просто хочу понаблюдать их совершенно невинную игру еще немного.

    Поцелуй.

    Он не сопротивляется.

    Поцелуй.

    Он счастлив. Он счастлив. Он счастлив.

    Его крылья оторваны с его спины одним ударом. Медленный процесс, который занял у меня годы, закончился единственным движением. Единственное движение осуществило то, что я хотел сделать. Я могу видеть кровь, текущую по его спине. Я удивлен, что она намного темнее, чем я ожидал. Все это время я был таким наивным.

    Поцелуй.

    Пуговица.

    Он не сопротивляется. Не сопротивляется.

    Кровь. Кровь. Кровь. Оборваны. Смяты.

    Последняя попытка пришла мне в голову. Кровь за мое спасение, я хочу пролить его кровь. Я хочу, чтобы кто-нибудь истекал кровью ради меня...потому что он больше не будет. Мне нужен кто-нибудь, кто будет истекать кровью для меня. Плакать для меня. Испытывать все те эмоции, которые не могу испытывать я.

    Мне нужно, чтобы кто-нибудь умирал в моем мире, потому что жизнь и смерть одинаковы, и никогда не могут соединиться. Ты можешь жить или умереть, и это одно и тоже. Но жизнь или смерть никогда не коснутся меня, Джун всегда будет жить, а я буду продолжать и продолжать умирать...

    Потому что я так и не научился жить.

    Не могу поверить, что Шинья продолжает меня отталкивать. Он никогда не был эмоционально близок ко мне. Но когда он разочарован или расстроен, он использует мое тело для снятия напряжения, для освобождения. По крайней мере, тогда я знаю, что он хоть что-то чувствует. Несмотря на то, что он не хочет говорить мне об этом, я знаю, что он чувствует...все-таки, он - человек. Люди несовершенны, но Шинья не понимает этого.

    Я приходил к нему сегодня утром, но не позволил мне войти. Он не позволил мне взглянуть на него. Единственная нить, что нас связывала, разорвана на клочки. Наше бессмысленное физическое извращение прекратилось. Он разорвал все...и сейчас я чувствую себя так, будто я падаю, будто он действительно оторвал те проклятые крылья, о которых постоянно мне говорит. Он не понимает, что мои крылья – это он. Такой извращенный, какой есть, несмотря на то, что причиняет мне так много боли. Он не понимает, что я ношу не крылья ангела, мои крылья – черные. И я заставляю себя выдерживать вес этих проклятых крыльев только для того, чтобы заставить его увидеть, как он нужен мне на самом деле. Я бы сделал все, что угодно, чтобы заставить его любить меня. Мне не нужно, чтобы он поддерживал меня и говорил, что все в порядке, мне это не нужно. Мне не нужен кто-нибудь, у кого можно искать утешения, когда тебе плохо. Все, что мне нужно, это знать, что рядом есть тот, кто делает все то, что мне на самом деле не так уж и нужно.

    Он не замечает ничего, что касается меня. Я покрасил волосы в красный цвет, а он не сказал ни слова. Причем, я сделал это до того, как тур закончился. Но он даже не упомянул об этом. Он должен был заметить, я надеялся, что может это его разозлит. Хоть что-то...все, что угодно, чтобы знать, что он живой. И все равно, он более живой сейчас, чем я когда-либо надеялся быть. Я чувствую, что без него могу иссохнуть и умереть.

    Из-за этого у меня было депрессивное настроение, возможно поэтому Аиджи захотел, чтобы я пошел с ним по клубам. Он хотел, чтобы я забыл о Шинье и думал о нем. Я не говорю с Аиджи и не прихожу к нему. Я поступаю с ним так, как Шинья поступил со мной. Мне так плохо, но по крайней мере есть кто-то, кому не наплевать на меня. А у Аиджи никого нет. Если бы я только мог научиться любить Аиджи, сделать счастливым хотя бы кого-нибудь...я сделаю все, чтобы они оба были счастливы. Я просто хочу, чтобы все было хорошо. Я так устал, но я пошел с Аиджи. Он настаивал, чтобы я с ним танцевал, а я не так уж хорошо танцую...Аиджи, впрочем, тоже, но у него получается так, что это неплохо смотрится – то, как он двигается. Он использует все свое свободное время, чтобы соблазнить меня, может быть сегодня у него наконец-то это получится. Я не хочу больше думать о Шинье до тех пор, пока он сам не начнет думать обо мне. Уверен, Аиджи нужно от меня то же самое. Так неужели я просто не могу ему дать это?

    “Что ты хочешь от меня?”

    Не понимаю, может ли он расслышать то, что я говорю, сквозь музыку. Что-то с необычным женским голосом...нет, двумя женскими голосами. Ничего особенного в том, как они поют, я имею в виду, для того чтобы петь танцевальные песни, голос особо не требуется. Голос дрожит иногда, но затем начинает задыхаться. Не могу различить, что за язык, это не японский, и не английский. Они немного фальшивят. Не очень сильно, но фальшивят, и почему-то это подходит. Оба голоса кажутся молодыми, но звучат чувственно, как-будто ребенка заставили повзрослеть слишком быстро. Ни один из двух голосов не может взять высокую ноту, как бы они не старались.

    Однако ритм музыки неплохой, все танцуют. Аиджи просто продолжает смотреть на меня, ожидая какого-либо знака одобрения с моей стороны. Опять принял свой образ принцессы, смотрит на меня, как обиженный ребенок.

    Голоса постепенно растворяются, исчезают, и начинается новая песня. Это все те же две девушки, но их голоса звучат более отчаянно. Одна поет вызывающе, с придыханием. Хотя я не могу понять, что они говорят, это звучит так, как я чувствую. Как будто все скоро исчезнет, все скоро разрушится. Везде отчаяние. Как будто она плачет и поет одновременно.

    “Я хочу чувствовать тебя.”

    Еще один отчаянный плач. Что они говорят?

    Что это значит? Не могу сказать. Что они говорят? Почему мне это так интересно? Идиотская песня. Вот, уже заканчивается. Узнаю следующую, это – Хамасаки Аюми. Наверное, обычный выбор для клуба, вроде этого. Не то, чтобы я хорошо знаю об этом - Аиджи единственный, кто постоянно ходит по разным клубам. Я бы предпочел остаться дома. Один. Или остаться в постели Шиньи, пока он спит. Или в своей собственной кровати, с Кирито около меня...где угодно, но с ним. Дома он – Шинья, в моей квартире – Кирито. Он так привязан к своей комнате, наверное, это единственное место, где он может быть собой. Может поэтому он предпочитает мою квартиру для наших встреч. Ему не нужна моя кровь на его стенах.

***

    Меня тошнит. Я никогда, даже с Кирито…я...но это то, что хотел Аиджи. Я все еще не чувствую себя лучше. Мне это совершенно не понравилось. По крайней мере мне нравится, когда Шинья меня режет. Я знаю, это признак мазохизма, и мы поняли, что это неправильно, но мне нравится, потому что я люблю его. Я не люблю Аиджи, так почему же я позволяю ему говорить, что мне делать?

    Меня тошнит.

***

    Не могу поверить, что я все еще могу смотреть на Аиджи. После того, как я убежал из его квартиры, я чувствовал себя так плохо. Чувствовал себя настолько потерянным. Как будто, это был не я. Но мы должны начать работать над новым синглом. Я не могу постоянно избегать встречи с половиной из моих товарищей по группе. Мы вот-вот оторвем себя друг от друга.

    Сложно вспомнить, чтобы я когда-нибудь ругался вслух. Но про себя – да...не знаю, почему так. Даже если бы я попытался, это выглядело бы неестественно – что кто-то такой спокойный и стеснительный, как я, ругается. Я бы, возможно, покраснел, запнулся бы на полуслове и выглядел бы из-за этого еще большим идиотом, чем до этого. Кирито знает, как ругаться. Но, клянусь, Шинья так же плох в этом, как и я. Я думаю, между Шиньей и Кирито есть разница. Но я люблю их обоих, потому что и у того, и у другого есть то, что притягивает меня. Нельзя разделить Кирито и Шинью, но они – не один и тот же человек. Это сложно объяснить. Шинья запирается в своей комнате, а Кирито снаружи, играет роль диктатора. Кирито режет меня, но это Шинья слизывает кровь с моих ран. Но кто мне нужен – Шинья или Кирито?

    А я, я один человек или двое? Думаю, во мне тоже две личности. Просто мне не надо называть как-то их обоих. Потому что никто не знает о моей второй стороне. Мне удобно жить с этим, поэтому нет необходимости в том, чтобы давать ей имя. Без имени это мой союзник. Шинья же мучает Кирито так, как он мучает меня. Или это Кирито мучает Шинью, когда причиняет боль мне? Кто его сейчас контролирует?

    Но мы с Аиджи должны работать. Я должен сосредоточиться на работе. Если бы я только мог использовать те песни, что пишу...но они - то единственное, что у меня есть, не связанное с нашей проклятой игрой. С этой точки зрения Pierrot просто часть этой игры. Будь все проклято, я просто хочу, чтобы все стало так, как было раньше: когда я восхищался Шиньей, Аиджи поддразнивал меня, и ничего более. Но такого никогда не существовало. С тех пор, как я знаю Шинью, я принадлежу ему. И с тех пор, как появился Кирито, он мучает меня. Это Кирито меня режет. Шинья просто прикасается ко мне.

    Но я должен сосредоточиться на движении шнура, чтобы он не мешал. Аиджи думает, что он лучше это умеет, чем я. Может быть и лучше, но это не значит, что я идиот. Я недоумеваю, почему Кирито до сих пор нет. Это не похоже на него – так опаздывать. Такео с Котой в соседней комнате, работают над ритмом другой песни. Я вдвоем с Аиджи.

    Его волосы опять влажные. Я сосредоточенно и внимательно играю с ними. Меня притягивает все, что отражает свет. Это грустно, я прямо как маленькая девочка. Я знаю мои слабости, но, кажется, я не в состоянии что-либо изменить.

    “Тебе нравится свет в этой комнате?”

    Я не могу возразить и просто улыбаюсь. Это правда, все, что связано со светом или отражением. Моя квартира заставлена зеркалами. Они не для того, чтобы я смотрел на свое отражение в них, просто мне нравится поворачивать их и отражать свет от одного зеркала к другому. Смотреть, как он танцует на моих стенах и потолке. Ciel, так по-французски будет “небо”, и мы придумали потолки, чтобы его закрыть.

    Поцелуй.

    Я не хочу сопротивляться. Но я также не хочу, чтобы Кирито нас увидел. Мне нужно кому-то подчиняться, я так давно не испытывал этого чувства…но никогда, я никогда не смогу позволить себе потерять Кирито. Я не могу. Он не может увидеть нас, мы не можем делать это здесь.

    Поцелуй.

    Мне следует остановить его, оттолкнуть. Но я не могу потерять Аиджи, не могу. Я не хочу чувствовать себя пустым. Мне нужны они оба, чтобы чувствовать себя живым. Мне нужны и Кирито, и Шинья, и Аиджи. Так трое или четверо из нас запутались в этой больной игре? Или, может, шестеро. У нас есть наша внешняя сущность, и тот, кем мы являемся на самом деле. Если бы мы избавились от того, кто мы есть в действительности, то мы может и избежали бы нашего приближающегося конца. Мы все умрем. Мы все умрем, так и не узнав, что думает каждый из нас. Мы умрем, притворяясь, что все в порядке. Все просто останется так, как есть. Потому что Кирито никогда не видит, что происходит, а Шинья никогда не выходит из своей комнаты на время, достаточное для того, чтобы что-то увидеть. Возможно, я даже хочу, чтобы Кирито увидел меня с Аиджи, это заставило бы нас разобраться во всем. Мы не должны продолжать делать вид, что в наших жизнях все совершенно. Мы можем говорить, кричать и плакать, как нормальные человеческие существа.

    Поцелуй.

    Пуговица.

    Я хочу остановить это. Мне надо это остановить. Я не могу выдержать три пары крыльев вокруг меня. Моя спина скоро сломается под их весом, если я не смогу прекратить это. Это все моя вина.

    Я хочу кричать.

    Мне хочется, чтобы Джун просто расслабился немного, недавно он был почти на грани срыва. Я сделаю все, чтобы он просто отдохнул. Я думал, что мне просто надо вытащить его в какой-нибудь клуб или что-то вроде этого. Проклятье, мне просто хотелось, чтобы он хоть раз чувствовал себя хорошо рядом со мной! Иногда он может быть игривым и милым, а иногда он такой серьезный, боль не дает ему сказать ни слова. Его проклятая сосредоточенность, он с трудом вообще замечает меня.

    Что Кирито сделал с ним за все эти годы? Он должен быть таким счастливым. Проклятье. Я действительно хочу, чтобы он был счастлив. Я тоже хочу быть счастливым...и я хочу, чтобы и Кирито тоже был счастлив. Неужели мы все просто не можем нормально общаться? Я пытаюсь сейчас соблазнить Джуна, но это не работает, все мои тренировки были бесполезны. Он просто продолжает смотреть на меня своими невинными глазами. Но я начинаю кое-что понимать...начинаю понимать, насколько в действительности Джун находится под контролем. Это не я пользуюсь преимуществом над Джуном, или Кирито, который его контролирует, это он получает от нас именно то, что он хочет. То, что ему нужно от нас обоих. С нами играют. Но я не возражаю...мне нравится пользоваться преимуществом.

    Может быть поэтому иногда я пытаюсь привлечь внимание Кирито. Я хочу, чтобы кто-нибудь заставлял меня чувствовать себя покорным. Джун находится под контролем, потому что во всем его теле нет способности сопротивляться. Мне нужен кто-нибудь, кто будет доминировать надо мной, мне нужен кто-нибудь, кто заставит меня почувствовать себя слабым. Я люблю Джуна, и всегда буду любить. Но если бы он только мог дать то, что мне нужно. Невозможно помочь тому, кого любишь. Мне не надо было связываться с Джуном, он так совершенен, я никогда не буду заслуживать его. Кирито тоже считает, что он его не заслуживает.

    Возможно, нам обоим стоит забыть о Джуне, и проверить друг друга. Показать Джуну, что мы тоже контролируемы. Я не буду пассивным игроком, какую бы игру он не планировал. Я хочу, чтобы Джун заставил меня почувствовать себя слабым.

***

    Он не был в восторге от моей новой идеи. На самом деле, он сделал все, хотя и был против. Но мне это нужно. Мне нужно, чтобы он был сильнее меня, доминировал надо мной. Это не соответствует его характеру, но я не могу без этого. Я просто эгоистичная принцесса...и я хочу, чтобы Джун стал моим рыцарем хотя бы раз, вместо того, чтобы все было наоборот. Очень редко, но все же иногда я не веду себя так, как обычно.

    Невинный рыцарь, приближающийся к требовательной принцессе. Он делает это неохотно. Черт, я действительно не знаю, что из этого выйдет. Я знаю только одно – мне это необходимо. Действительно необходимо.

    Я мягко целую его плечо. Его кожа немного загорелая, не такая молочно-белая, как раньше. Он дрожит, ничто еще не заставляло его так нервничать.

    Металлический блеск в его руке. Закрытый карманный нож. Рыцарь вооружен.

    “Джун, для чего это?” Я уже знаю ответ, но я совсем не уверен, хочу ли я его услышать. Я знаю, что они с Кирито делают за закрытыми дверьми. Я видел те маленькие отметины на его спине...и они становились все глубже, пока Кирито не отказался от своего маленького последователя.

    Я люблю Джуна, и я люблю Кирито, тоже. Они оба хорошие люди. Но их представление о нормальном настолько запутанно и извращенно, что это меня пугает. Это не значит, что я считаю себя самым нормальным из всех живущих в мире людей. Но они причиняют друг другу такую боль.

    Для того, чтобы это понять, мне понадобилось время. Я имею в виду, только сейчас все стало очевидным. Джун, сжимающий нож в своей руке. Как будто это самое естественное, что может быть. На самом деле, Джун и Кирито одинаковы. Они одинаковы, и подходят друг другу. Это не Кирито мучает и использует Джуна. Это не Джун манипулирует Кирито и мной, это мы трое, не осознающие лежащую перед нами истину. Не осознающие того, кто мы, и что нам надо.

    Мне нужен Джун, Джуну нужен Кирито, Кирито нужен Джуну, мне нужен Кирито, Кирито нужен я. Мы все связаны. Если хотя бы одно звено этой цепи выпадет, она рассыпется. И мы продолжаем этот бесконечный круг, мучая друг друга, любя друг друга и дополняя друг друга. Я прочно связан с этим.

    Мазохизм - это не то, что мне нравится. Конечно, все это время я мучил себя. Но я имею в виду мазохизм в физическом смысле. Джун никогда не заставлял меня ранить его, он никогда не причинял боль мне. У нас есть какие-то нравственные правила, и мы не делаем это...потому что это неправильно. Разве Джун не видит, что это неправильно? Нормальные люди не занимаются такими вещами, нормальным людям не нравится боль...я же стараюсь сохранить наши отношения нормальными.

    Я верил, что любовь – это любовь, и пол не имеет значения. И я хочу пожертвовать всем ради любви. Пожертвовать группой ради Джуна. Но как можно объяснить мазохизм?

    “Думаю, ты хочешь этого, Аиджи…” конец моего имени почти не слышен. Он даже не может сейчас смотреть мне в глаза. “Я думал, ты хочешь, чтобы я доминировал над тобой.” На этот раз в его голосе больше уверенности...уверенности, которая заставляет мою кровь холодеть. Забавно, он хочет моей крови, это не то, что я имел в виду под доминированием. Я не хочу, чтобы он пил мою кровь. Но если так получилось, то какой у меня есть выбор?

    Я лежу на кровати, на спине. Он поднимает глаза, чтобы взглянуть на меня. Его красные волосы контрастируют с голубыми простынями, на которых я лежу. Я рад, чтобы мы пришли сюда. Мне не нужна кровь Джуна на этих стенах, также как и моя. Мне не надо, чтобы его кровь смешивалась с моей. Потому что я знаю, что это то самое место...и я знаю, как Кирито тоскует по нему.

    Он подносит холодный нож к моей груди. Холодная металлическая линия касается моей кожи. Сначала он не оказывает давления на лезвие, он ждет, пока оно не станет теплым, как мое тело. Все, что могу почувствовать сейчас – легкое нажатие, но не больше. Его дыхание медленное, мое учащается. Безупречное совпадение. Всегда безупречное. Лезвие остается на мягкой области чуть ниже ребер. Я не замечаю его, как будто мое тело онемело. Но я могу чувствовать легкое дыхание Джуна на моей коже. Он все еще одет, и я чувствую себя неловко обнаженным, уязвимым. Но я хотел, чтобы так было. Я хотел потерять контроль.

    Его руки такие же холодные, как моя кровь. Он берет мою руку в свою и соединяет свои губы с моими. Давление на лезвие слегка увеличивается, когда он проникает в мой рот. Его язык сплетается с моим, от этого можно потерять контроль. Но лезвие на моем теле кажется чем-то неправильным. Мне не нравится это. Я люблю, как его тело прижимается к моему, я люблю его вкус, я люблю, как его волосы задевают мой лоб. Но я ненавижу этот нож.

    Свободной рукой я отталкиваю его руку, нож касается кожи, но не царапает ее. На лице Джуна – разочарование. Насколько же далеко он хочет зайти?

    “Пожалуйста…Аиджи…пожалуйста…”. Я никогда не слышал такого отчаяния в его голосе. Как будто ему это жизненно необходимо. Будто, оттолкнув его руку, я сделал равносильное тому, что наложил мои руки на его шею, не позволяя ему дышать. Ему нужно это, потому что это то, что дает ему Кирито. Верно, для Джуна неправильно нормальное.

    Несмотря на то, что я ненавижу это, я беру его руку с ножом и прислоняю обратно, к моему собственному телу. Почему-то за эти несколько секунд лезвие опять стало холодным. И моя кровь тоже. То тепло, что успело вернуться в мое тело, опять ушло. Джун воспринял этот жест как намек и провел красную линию на моей коже. Мое тело онемело, но все равно это больно. Это очень больно, потому что я не хочу этого. Я не хочу, чтобы Джун делал это. Мне страшно.

    Глупо так сразу паниковать. Глупо и беспомощно. Это всего лишь одна единственная прямая линия, глубокая лишь настолько, чтобы выступила кровь. Его лицо бледное, абсолютно ничего не выражает. Это меня пугает. Я так боюсь. Он проводит вторую линию, параллельно первой, на этот раз глубже. Господи, как больно. Как будто все чувства сразу ворвались в мое тело. Я ничего не могу сделать, чтобы мое тело не напряглось, я ничего не могу сделать, чтобы не начать стонать от боли. Почему я позволяю ему это делать? Потому, что я люблю его? Мой ангел, ангел Кирито. Господи, как больно...он опять подносит нож к моей коже. Черт, это так больно. Я плачу. Черт, я плачу, потому что это очень больно. Он все такой же холодный. Внимательно смотрит на раны. Он не слышит, что я плачу? Он не слышит меня? Я такой слабый. Я так сильно его люблю, но я не могу принять это. Черт, я не могу это принять.

    Третий порез. Он пересекает два предыдущих. Я пытаюсь резко отстраниться, но не могу...Джун слишком…

***

    Когда я проснулся утром, Джун уже ушел в студию. Не могу поверить, что я потерял сознание. Господи, я такой слабый. Но я знаю, как далеко зашел Джун. Боль подтверждает это...надеюсь, это был лучший секс, который у него когда-либо был. Я слегка перебинтовываю раны, перед тем как бежать отсюда в студию. Я решил не упоминать о прошедшей ночи.

    Опять та же успокаивающая невинность, которая мне нравилась. Это был тот Джун, которого я знал. Джун, которого я любил. И которого продолжаю любить.

    Я хочу коснуться его. И я знаю, что Кирито может нас увидеть. Я знаю, кто испортил моего невинного ангела. Я знаю, кто сделал это. Я должен сделать то же самое с ним. Показать ему, что могу спасти Джуна. В моей собственной извращенной манере, но спасти.

    Кровь продолжает просачиваться сквозь белую повязку на моей груди. Господи, как больно.